Враньё ребенка, к сожалению не редкость в детско-родительских отношениях. Я случайно увидела статью Франсуазы Дольто, напечатанную в 1946 году, «Как излечить от вранья». Думаю никто об этом лучше не напишет. Так, что делюсь материалом с вами. По мне, так очень полезно и действенно. Далее текст автора.
«На прошлой неделе я писала, что так же есть способы потребовать послушания, которые подстрекают ребенка к непослушанию, есть средства потребовать правду, которые толкают ребенка на то, чтобы стать лжецом.
Когда ребенок умеет в достаточной степени говорить, чтобы его поняли, и знает, что такая-то глупость повлечет такую-то реакцию наказания или брани взрослого, он может начать лгать. Реакции взрослого на первую ложь в действиях или словах детей в самом раннем возрасте очень важны.
Лучше предупредить, чем лечить. В возрасте 1 год 4 месяца – 2 года ребенок, опрокинувший вазу или вызвавший происшествие, если он находиться в доверительных отношениях со взрослым, кто им занимается, позовет его или придет за ним, чтобы показать бедствие.
Если взрослый будет сильно сердиться и бить ребенка, тот соединит по прошествии двух-трех раз факт признания с фактом наказания. Он будет прятаться, совершив неловкость. Позднее, если его будут ругать за глупость, он будет говорить: «это не я», чтобы защитить себя от неприятных последствий. Возможно, последствия будут еще хуже, но этот установленный рефлекс лжи, который равнозначен отсутствию доверия к взрослому, останется фиксированным.
Приведем пример.
Франсуа четыре года, он взял ножницы и разрезал занавеску. Плохое свершилось, может быть непоправимо. Мать подходит, видит бедствие и с ужасным видом вскрикивает: «Кто это сделал?» Франсуа все еще с ножницами в руках: «Это не я!» — «Как «не ты»? Лжец, да у тебя еще ножницы в руках, а ты говоришь, что это не ты!» — «Нет, это не я, и потом я не брал ножницы, они здесь лежали». – «Ты врешь! Ты врешь Вот ты уже начинаешь врать!» И следует хорошая порка. Ребенок потерял уважение к самому себе и доверие к матери; он на нее сердит. Мать в ярости от испорченной занавески, в гневе на ребенка и на саму себя. «Я не хочу, чтобы ты врал. Вот посмотришь, как только соврешь, получишь столько же», — говорит отец и уточняет основательную порку. В такие вечера укладывание происходит в атмосфере драмы. Ребенок ничего не понял. Он несчастен, если мягкий по нраву. Он разъярен, если упрям. В любом случае для него инцидент будет богат на пагубные последствия. Не рассчитывайте на то, что он будет в другой раз более искренним: нет, он будет более изобретательным во лжи.
Как нужно было делать?
Те же люди, то же бедствие. Мать входит, смотрит с безнадежностью на свою занавеску и своего Франсуа с ножницами в руках. Она говорит, расстроенная и спокойная: «Ой! Мой мальчик! Что же тебя надоумило это сделать?» Франсуа понимает по выражению матери, что это беда, краснеет и смущается: «Но мама, я хотел ее подправить! Она не хорошо висела, это было не красиво…» — «Мой бедный малыш!» И, разглядывая занавеску, она пытается понять, как можно исправить повреждение, есть ли возможность. По прежнему спокойная и ошеломленная, она говорит: «Но где же были мои ножницы? Ты их сам нашел?» — «Да, здесь, в твоем ящике». – «Но ты же хорошо знаешь, что ножницами нельзя пользоваться как попало! Это ужасно, что ты сделал. Ты же знаешь, что такой ткани больше нет, что она дорогая. Когда ты захочешь повырезать, попроси у меня лоскутки. Это красивая занавески! Мой бедный малыш, мой бедный малыш…» Франсуа, чувствуя себя виноватым, пристыженным, говорит от себя: «Я больше не буду, мама, я тебе обещаю». И он добавляет простодушно (и нужно поддержать это доброе намерение): «Я тебе куплю другую занавеску, я тебе помогу ее зачинить, не сердись, не переживай, мама».
Оставшаяся половина дня посвящена тому, чтобы обсудить, как и зачем исправить дурной поступок и это может быть один из самых плодотворных дней в воспитательной близости Франсуа и его матери. Мама объясняет, что, когда руки хотят сделать дурные вещи, Франсуа должен им помешать. И, конечно, когда папа приходит домой, ему нужно обо всем сказать. Очевидно, что он рассердился, и он прав, потому что Франсуа совершил большую глупость, но понял почему, и мальчик понимает принимает эту бурю, которая не испортит семейный климат на будущее. Мама не пытается помочь Франсуа избежать отцовской суровости, она его молча ободряет, чтобы он ее снес, ведь он заслужил это. В другой раз он помешает рукам делать бездумно, что попало. Ложь не состоялась, отношения матери ее не провоцирует.
Допустим, что уже сбитый с толку Франсуа ответил все-таки на потрясенный, но не суровый тон матери: «Это не я, это не я». Мама в этом случае могла бы ответить: «Я знаю, что это не ты, а эти противные маленькие ножницы, и они заставили противные ручки сделать это, и ты им позволил!» А дальше было бы так, как сказано выше.
Вредно взваливать на маленького ребенка, на всю его личность, совершенную ошибку. Есть много уловок, хороших и разных, чтобы обойти эту трудность. Можно сказать: «Это не ты, я хорошо знаю, что ты уже большой мальчик (или большая девочка), это твои руки или ноги», или что это вина того или иного воображаемого персонажа, которого ребенок выдумает сам, в котором воплотятся инстинкты наведения беспорядка: «все-ломакина», или «чертенка», или «злюки», или «оборванца», или «дикого зверя»… Вы боритесь против этого злого гения, и вы помогаете ребенку стать над ним хозяином. Такая система крайне эффективна.
Не следует наказывать ребенка за его инициативу, но лишь за плохое применение его желания. Так, в примере с разрезанной занавеской было бы плохо, если бы мама сказала: «Я тебе запрещаю пользоваться ножницами, ты еще слишком мал». Но ведь это не так. Он хочет ими пользоваться, и он смог это сделать, не поранившись, стало быть, его нужно научить применять их с пользой. И из этого инцидента должны появиться игры в вырезание, вместо нового запрета пользоваться ножницами, что приведет рано или поздно к новому агрессивному непослушанию.»
С уважением, Дарья Алексеевна.
